«Клетка». Метафора психотерапии
Давно хотела написать о фильме «Клетка» (The Cell, 2000, режиссера Тарсема Синха), и всякий раз откладывала, поскольку то и дело натыкалась на всё новые и новые детали, вновь рассматривала это кино с разных сторон и акцентировала внимание на неожиданных моментах, которые раньше не видела.
Сюжет фильма – как и большинство фильмов этого жанра (психологический триллер-драма – ужасы – фантастика), незамысловат. Фильм «Клетка» о том, как главная героиня, психиатр по имени Кэтрин, проникает в сознание серийного убийцы, находящегося в коме.
У меня нет цели заниматься разбором фильма с точки зрения его художественной ценности или актерской игры. Скорее, я хочу поделиться несколькими соображениями, родившимися благодаря метафоричности и яркой образности фильма, которые без сомнения посвящены в нашей профессиональной жизни терапии психотических пациентов (или, как говорят порой синоптики, «местами и временами» – некоторых пациентов пограничного уровня).
По сюжету фильма, героиня Лопез с помощью специальной программы и оборудования, решается на проникновение во внутрипсихический мир глубоко нарушенного больного шизофренией маньяка. Его мир – извращенный, сюрреалистичный, скорее даже фантасмагорический – совершенно не сочетается с миром привычным, реальностью, с которой знаком в целом здоровый человек.
Скорбь, или немного о работе горя
Фрейд подчеркнул, что острую болезненность работе
скорби придает именно необходимость выдержать реальность утраты. В этом процессе каждое воспоминание, связанное с утраченным, всплывает вновь и вновь и подвергается проверке реальностью, пока постепенно утрата не будет признана в полном объеме.
«Проверка реальностью показала, что любимого объекта больше не существует, и теперь требуется отвлечь все либидо от связей с этим объектом… По каждому отдельному воспоминанию и по каждой ситуации ожидания, свидетельствующим о том, что либидо привязано к утраченному объекту, реальность выносит свой вердикт: объект больше не существует, а Эго, словно поставленное перед вопросом, хочет ли оно разделить эту участь, благодаря сумме нарциссических удовлетворений решает «остаться в живых» и расторгнуть свою связь с пропавшим объектом». Далее
Отношения в терапии
Несколько слов о необходимости ДРУГОГО в терапии написала Настя:
… терапия, а изначально психоанализ, придуманы были именно потому, что ситуация, в которой люди обращались за помощью, была нерешима из ресурсов обращающегося, то есть клиента.
Поэтому терапия предполагает обязательно наличие двух человек, по одной простой причине – психика развивается в контакте с психикой матери, а затем отца и других людей, а не в вакууме одиночества. Наоборот, одиночество – это бич современной цивилизации, все более разобщающее людей, но в то же время и упрощающее жизнь. Ведь, разумеется, в одиночестве вам не придется ни с кем договариваться, создавать отношения и видеть каковыми они получаются.
В современном мире в одиночку жить и правда, психически, особенно для людей травмированных, гораздо легче. Далее
Читая чужие желания…
Продолжаю знакомить читателей с интересными и
важными психологическими темами.
Моя коллега Анна Паулсен очень точно написала о предвестниках и последствиях угадывания чужих мыслей и желаний.
Я хочу написать о распространенной детской травме, имеющей место в семьях, где присутствует психическое и физическое насилие.
Вот родился ребенок. Он ничего об этом мире не знает. Задача родителей – знакомить его с этим миром, как в нем все устроено, что в нем есть, какие бывают причины и следствия.
Довольно часто родители про это не в курсе. И ожидают, что ребенок «сам должен все понимать». Такое представление о ребенке, его способностях и возможностях может быть осознанным и не осознанным. Далее
Драма ребенка и судьба взрослого
Алена продолжила тему
привязанности, делюсь отрывком из этого ее поста.
«Младенцы – существа абсолютно эгоистичные, полностью лишенные человеколюбия и сострадания к ближнему. Голова у них еще маленькая, все эти высокие материи вместить не способна и существует для того, чтобы в нее есть и из нее кричать. На личные, семейные, социальные и профессиональные обстоятельства мамы младенцу глубоко плевать, в его мире ничего подобного не существует; существуют только его потребности, которые мама должна удовлетворять. Вне зависимости от любых своих обстоятельств. Далее
О беспомощности
… очень метафорично и прицельно написала transerfer. Делаю перепост.
Родитель для маленького ребенка – это единственный известный ему источник любви, защиты, жизни, еды и безопасности. То есть, инстинкт самосохранения в первую очередь говорит ему в случае опасности – «беги к маме».
Но когда мама – это и есть источник опасности, то «беги к маме» вступает в конфликт «убегай от опасности». То есть, инстинкт самосохранения сам с собой вступает в конфликт. Систему заклинивает, потому что двигаться некуда – чтобы спастись, надо бежать к маме и от мамы одновременно, потому что бежать больше некуда. И стоять на месте тоже нельзя!
Это как «отравленное грудное молоко»: есть у младенца голод, ему нужно молоко, чтобы выжить, и все его тело просит молока, но это же самое молоко – яд, от которого наступает смерть. Пить его нельзя – умрешь. Но не пить его тоже нельзя – умрешь. И ничего не делать тоже нельзя – нужна еда, от голода просто все тело разрывает. Но пить нельзя – умрешь. И так по кругу. Далее
Еще немного о боли
Темой работы с пограничностью я интересуюсь давно и продолжаю
свой интерес углублять, в попытке понять людей с пограничной структурой. Я все еще настойчиво верю в возможности психотерапевтического лечения пограничных клиентов; что идет вразрез с до сих пор бытующим в определенных психиатрических кругах упрощенным делением пациентов на невротиков и психотиков, последним из которых предписывается неизбежное медикаментозное лечение.
Мой опыт и опыт моих коллег показывает, что часто решение не работать с такими людьми принимается в том числе по причине высокой трудности работы с ними (конечно, куда легче выписать рецептик, таблетки точно помогут убрать симптомы, ну и что, что лишь временно).
Терапевты, не готовые вкладываться в порой весьма истощающий и дефицитарный терапевтический процесс (требующий большой устойчивости, включенности и иных вложений, но даже при всем этом довольно медленный, ограниченный в возможностях и хрупкий в смысле достижений), или сами не берут таких клиентов в терапию, оценивая всю сложность, глобальность и глубину работы с ними (причем, многие не соглашаются работать даже совместно с психиатром, чего я вовсе не осуждаю, а очень даже «за», если терапевт хорошо понимает свои личные ограничения), или в принципе считают эту работу невозможной, прикладывая идею «недостижимости исцеления пограничников» ко всем терапевтам разом.
На днях меня спросили, чем же работа с пограничным клиентом так сложна? Далее
Почему в терапии больно
Психоанализ, равно же как и любая другая психотерапия, может сопровождаться болью потому, что можно встретиться с какими то очень неприглядными частями себя, о которых раньше и не подозревал. И эта встреча может действительно причинить боль.
«Классическое» психоаналитическое лечение состоит из трех-четырех бесед еженедельно на протяжении нескольких лет. От пациентов («анализантов») не требуется ничего, кроме как соблюдать основное правило: просто рассказывать первое, что им приходит в голову в настоящий момент по поводу своих спонтанных мыслей и чувств и притом независимо от того, кажется ли это им важным или неважным, подходящим или неподходящим, приятно ли это или стыдно (например, если чувства или мысли направлены против персоны аналитика). Далее
Самый страшный враг
Оригинал взят у imja в Самый страшный враг
Самый страшный враг для детей – это паника и вина родителей.
Потерялся ребенок в магазине – родитель испугался, запаниковал, ребенок возвращается – получает крик или побои. То есть в этот момент родитель не видит, не чувствует ребенка – только себя и свою панику.
Изнасиловали ребенка – у родителя снова страх и паника. «Как же он(а) теперь будет жить?», «А если все узнают?», «Это я не уберег!» – и родитель пытается игнорировать эту ситуацию, а то и обвинять ребенка. И ребенок снова остается один. Далее
Порочные круги отвержения
Автор - Карен Хорни
Размышляя о том, как настоятельно люди, страдающие неврозом, нуждаются в любви и как трудно им принять любовь, можно предположить, что такие люди будут лучше всего себя чувствовать в умеренной эмоциональной атмосфере. Но в то же самое время они болезненно чувствительны к любому отвержению или отказу, каким бы незначительным он ни был. И атмосфера сдержанности воспринимается ими как отторжение.тревожность; чрезмерная потребность в любви, включая требование исключительной и безоговорочной любви; чувство отвергнутости, если это требование не выполняется; крайне враждебная реакция на отвержение; потребность вытеснить враждебность вследствие страха потери любви; напряженное состояние неясного гнева; возрастание тревожности; возрастание потребности в успокоении.
Трудно описать степень их чувствительности к отвержению. Изменение времени свидания, необходимость ожидания, отсутствие немедленного отклика, несогласие с их мнением, любое невыполнение их желаний – короче говоря, любая осечка или неудача в осуществлении их требований на их условиях воспринимается как резкий отказ. А отказ не только снова отбрасывает их к присущей им базальной тревожности, но также воспринимается как унижение. А так как отказ действительно содержит в себе определенное унижение, он вызывает величайший гнев, который может проявиться открыто.
Чаще всего связь между чувством, что получен отказ, и чувством раздражения остается бессознательной. Это происходит тем более легко, что отказ может быть столь незначительным, что ускользает от осознания. Тогда человек ощущает раздражительность, или становится язвительным или мстительным, или чувствует усталость или подавленность, или испытывает головную боль, не имея ни малейшего понятия о ее причине. Кроме того, враждебная реакция может возникать не только в ответ на отвержение или на то, что воспринимается как отвержение, но также в ответ на предчувствие отвержения. Далее
