О ненависти и терапевтической реальности

Помните вот  этот расчудеснейший текст?
Про жизненные, с юмором рассуждения, какой бы стоило стать матерью, чтобы ребеночек вырос полностью довольным
Вот и с терапевтами  всё то же самое.

Каким бы терапевт не был – к нему непременно найдутся претензии, обязательно.

И это очень важно, я бы сказала, что необходимо. Ведь именно по агрессии (недовольству, раздражению, страху, досаде, разочарованию, ненависти и так далее) появляется реальная возможность понять, от чего человек страдает, мучается,  в чем нуждается, каким своим возрастом и дефицитом охвачен и что ему можно было бы предпринять, чтобы постепенно становилось лучше, то есть за счет чего могли бы происходить изменения. Но лишь если все это «мало приятное» содержание вносится в работу.

Однако равно как и с матерью, в терапии никогда не случится идеального терапевта, каким бы тот не старался быть волшебно-грандиозным и всемогуще-прекрасным (даже если клиенту так кажется). И это отличная новость, можете поверить.

Если терапевт не поит клиента чаем, отказывается от подарков и не встречает в дверях обворожительной улыбкой – он может выглядеть в глазах клиента «холодным, безразличным, незаинтересованным»или даже «враждебным». Но если бы поил и угощал, совершенно неизвестно, вышли бы терапевт и клиент на обсуждение потребностей последнего в дружбе и буквальной заботе, желая все это получать от персон, для дружбы и буквальной заботы совершенно не предназначенных. А если бы соблазняюще улыбался, теряя нейтральность и рефлексию, многочисленные проекции или чувства клиента наверняка так бы никогда и не были распознаны.

Если терапевт согласен на встречи в кафе вне работы, он может казаться «душевным, откликающимся  и мега-сердечным». Но клиент может так никогда и не узнать, что терапевт, вместо того чтобы работать, совершенно бессовестно удовлетворяет свои сугубо человеческие потребности в поисках дружбы и любви там, где не имеет на это этического права. За клиентский же счет, кстати. Эксплуатируя  »вскрытое» состояние доверившегося человека. Вместо того, чтобы заниматься непосредственно запросом к терапии, на что он подписался изначально, но чего в таких условиях естественно не происходит. И если терапевт с клиентом вступает во внерабочие или, еще хлестче, сексуальные отношения, то такая деятельность терапевта сродни инцесту, и наносит непоправимый вред клиенту, что с большой долей вероятности повлечет затем серьезные последствия для клиента.

Потому что работа терапевта заключена не в том, чтобы действовать (спать, дружить, буквально по-матерински нянчиться, выпивать или гудеть на совместных вечеринках), а лишь в том, чтобы стараться максимально понимать  происходящее — и в психике человека, и в пространстве между двумя психиками, то есть контакте между людьми (а еще происходящего c самим терапевтом). Понимать и находить для этого слова, чтобы это понятое затем в адаптированной форме высвечивать из привычной для клиента, порой многолетней внутренней темноты.

Если терапевт определил довольно четкие и нерушимые условия для работы, клиент может объяснять это себе «злобностью» или «негибкостью» терапевта. Но он может так никогда и не узнать, что вЫносить что-либо можно только в замкнутом пространстве, а развитие осуществляется лишь в обеспечивающих условия рамках.

Если терапевт берет любые, затрагивающие терапию события в работу, и старается прояснять с клиентом их суть, условия, смыслы, причины и цели, то клиенту может становиться стыдно, страшно, опасно или нестерпимо больно, он может чувствовать себя преследуемым и ненавидеть терапевта за «обвинения», «нападение», «критику», «осуждение», «садизм» или еще что-то замысловато–негативное, во что оно обычно окрашивается под воздействием прошлых жизненных событий человека.

Но не переживая этого опыта, клиент может никогда не узнать, что именно обозначение происходящего, отражение, поиск значения и смысла, интерпретации, выслушивание, контейнирование и многое другое является необходимым инструментом для того, чтобы рано или поздно человек научился и мог понимать самого себя. И затем, на основании понятого,  стал способен помогать себе, но уже без посторонней помощи.

Особенно такое восприятие свойственно клиентам, кого их близкие в прошлом (и даже нередко в настоящем) не особенно и воспринимали живыми людьми, со всеми состояниями, потребностями и особенностями. Объектами, кем-то недоразвитым, удобным и функциональным. То есть чью психическую реальность полностью отрицали, обесценивали. И от кого ожидали соответствия некой задуманной программе, плану или образу, отвергая тем самым реальную человеческую жизнь в её изменчивости, движении, многообразии, развитии и угасании.

Именно это переносят на терапевта выросшие из таких «не значимых детей» клиенты, говоря, что «тот только ради денег приходит» или «как только я уйду, терапевт сразу займет свободное место кем-то другим». Всё приравнено лишь к внешнему, объективному, схематичному, как бы выхолащивается и лишается интрапсихического наполнения.

Таким образом, клиентом бессознательно отрицается наличие психической жизни в терапевте, то есть всего внутреннего: мыслей, чувств, переживаний, воспоминаний, воображения, фантазий, умозаключений и пр, чего не видно или не продемонстрировано. И сам терапевт абсолютно привычно воспринимается неодушевленным предметом: ничего не чувствующим, роботоподобным и пустым внутри, заточенным лишь на выполнение некой программы. То, с чем человек не обнаруживает связи у себя, «по образу и подобию» отрицается и в другом. И в этом тоже налицо работа зеркальных нейронов, хоть и выраженная в отсутствии, а не присутствии эмпатии.

Этот нарциссический феномен «обезжизнивания» чаще не сразу выходит на передний план работы, но может быть распознан именно благодаря привнесению на терапию трудных, болезненных и негативных переживаний.

На мой взгляд, это чуть ли не наиважнейший пласт терапевтической работы, не случись которого, терапия точно будет недоделанной. Наиважнейший, но бесспорно трудно переносимый, наполненный интенсивными аффектами, в следствии чего и повышенным риском поддаться искушению сбежать подальше от всего этого. Особенно, если клиент изначально приходит на терапию в состоянии чрезмерной враждебности по отношению к терапевту, или зашкаливающей паранойи, на фоне чего не успевает созреть устойчивый рабочий альянс между ними, поскольку психотерапевтическая реальность так и остается клиентом не принятой, не взятой за данность.

Автор статьи: психолог Наталия Холина