Идущие из хаоса…

Люди, лишенные в детстве адекватного родительского объекта, во взрослой жизни испытывают огромные трудности при взаимодействии с миром и населяющими его другими людьми.

Зачастую, выросшие в таких условиях, они имеют склонность к пограничной (а порой и психотической) организации личности и с большими затруднениями вписываются в социум.­

Чаще всего им свойственно многообразие ярко выраженных личностных нарушений, таких как нарушение мышления, восприятия, глубокие искажения картины мира и себя. Такие люди отличаются большими сложностями в эмоционально-волевой сфере и поведенческих проявлениях, и, как следствие всего вышеперечисленного — в сфере межличностного взаимодействия, так как проблемы с контактом, границами, динамикой, слиянием и дистанцированностью, толерантностью, принятием и сопереживанием, доверием и уважением к Другому будут  постоянно проявляться во взаимоотношениях, к тому же на всех уровнях: как в отношениях с собой (как правило, они не удовлетворены качеством своей автономной, одиночной жизни, или имеют серьезное телесное страдание), так и с другими (они не могут найти и выбрать подходящего партнера, создать пару, и тем более — построить здоровую семью, ту, где со временем появятся условия для рождения и гармоничного развития детей).

Как определить адекватного родителя?  Говоря так, я имею в виду несколько основных показателей, равнозначных по важности, и если они встречаются, то, как правило, свойственны обоим родителям, паре, поскольку обычно люди выбирают себе в пару партнера, близкого по уровню развития.

Во-первых, очень важно постоянство родительского объекта, то есть родитель должен быть. Здесь речь идет как о физическом постоянстве, о фактическом наличии родителя в жизни ребенка, так и о его качествах объекта, таких как психологическое постоянство, то есть предсказуемость в поведении, непротиворечивость, устойчивость и способность совладать со своими эмоциональными реакциями (аффектами).

Кроме того, важны те функции, которые нормальный («достаточно хороший») родитель выполняет в жизни ребенка. К ним я отношу создание стабильной, поддерживающей, принимающей и защищающей среды за счет границ: прочных, нерушимых, и в то же время чувствительных, откликающихся и ситуативно подстраивающихся под индивидуальные особенности и потребности ребенка за счет способности родителя к сопереживанию.

Именно в таких «утробоподобных» условиях со временем станет возможным естественный переход ребенка к новым задачам, а именно к развитию. То есть «вышедшее из недр матери» на свет дитя, и затем доношенное в её объятиях столько времени, сколько ему будет необходимо, получает  широкие возможности к раскрытию своего природного потенциала в дальнейшем.

Также весьма важно сказать о конгруэнтности, в частности – соответствии хронологического и психологического возраста. Еще в качестве синонима подошло бы слово зрелость, или словосочетание «отсутствие инфантильности». В чем это проявляется?

Во-первых, в четкой иерархии: в семье вполне ясно распределены роли, то есть дети занимают позицию детей, а взрослые – взрослых. И ответственность разделяется тоже по принципу иерархии.

Как это возможно? Только при достаточной зрелости.

Прежде всего, такой взрослый вполне устойчив в этом мире. Он способен сам отвечать за себя, свои выборы, встречаться с их последствиями, корректировать формы поведения и выдерживать периоды неблагополучия – самостоятельно (наравне с партнером), по возможности оберегая детей от своих реакций, вызванных трудностями взрослой жизни. Лишь постепенно, по мере взросления ребенка, открывая ему «правду о несовершенном, небезусловно принимающем, несправедливом и платном мире со всей его многозначностью».

Это достаточно автономный человек, в высокой степени способный опираться на себя и взаимодействовать с равными себе, а потому  для выживания ему не требуется поддержка от ребенка. Дитя не может являться «костылем» для своего родителя, а наоборот, природа таким образом создала его, что именно ребенку необходимо и естественно использовать взрослого в качестве некой «питательной среды» для своего становления в мире. И в этом мы, люди, ничем почти не отличаемся от братьев наших меньших.

К адекватным и действительно взрослым точно не относится напивающийся «в стельку» отец, которого восьмилетний ребенок вынужден на себе оттаскивать домой из лужи у подъезда, еще и на глазах у осуждающе комментирующих происходящее соседок. К зрелым невозможно отнести мать, которая в принципе допустила такую ситуацию. К зрелым не относится мать, в пылу ссоры с мужем на глазах у ребенка размахивающая бритвой в намерении вскрыть себе вены «из-за этого козла и предателя».

Это точно не «мать-подружка», делящаяся со своей подрастающей дочерью  интимными подробностями близости с мужем (и отцом подростка). И точно не родитель, обвиняющий шестилетнего сына в том, что это «он хотел братика, поэтому теперь обязан им заниматься», вместо игры с друзьями.

Очевидно, что если нарушена иерархия в семье, ребенок вырастает с искаженным представлением и об иерархии в мире. И потому во взрослой жизни ему суждено  натыкаться «на острые края» окружающей среды, и бесконечно раниться (или испытывать растерянность, шок, паралич, ужас и пр.), что добавляет еще больше разочарования и непонимания, как вообще в этом мире жить (про «хорошо, с удовольствием жить» – совсем отдельный и еще более сложный вопрос).

Или наоборот, при выбранной стратегии избегания, чтобы как раз ни с чем не столкнуться, человек в принципе может отказаться от встречи с миром, предпочитая отсиживаться «в норке», и не рискуя даже попытаться  вступать в контакт с внешним окружением.

Потому что он не умеет — не способен видеть, понимать, принимать и с доверием опираться на правила, по которым взаимодействуют люди в тех или иных ситуациях. Ему их не передали, не обучили, не привили, поскольку не показали на собственном примере, как все связано между собой (причинно-следственные связи), как всё взаимодействует (динамические процессы), что к чему приводит (последствия выборов), и как это вынести (ответственность и ограничения). Всё это не может быть встроено без личного родительского примера, и без их регулярных вложенией  - сил, времени, души — в воспитание своего малыша. Чтобы со временем  выполнить основную родительскую Миссию: подготовить ребенка к удовлетворяющей и по возможности счастливой автономной жизни, то есть к жизни без родителей, без себя.

В качестве примера я хочу рассказать о ситуации, свидетелем которой однажды стала на обычной московской улице. По моим ощущениям, поведение людей в ней вполне символично и диагностично отразило масштабы проблемы. И мне в очередной раз стало понятно, сколько же людей живет в таком нарушенном, пограничном состоянии, чаще всего и близко не осознавая этого.

Вы наверняка слышали о такой молодежной некоммерческой организации, носящей название Стопхам.  Для тех, кто не слышал, кратко расскажу. В качестве основной цели этого общественного объединения декларируется борьба с нарушением правил дорожного движения и пренебрежением к окружающим со стороны его участников: парковка в неположенном месте, самозахват городской земли для парковок, использование тротуаров для передвижения на автомобиле и т. п. Участники акции ищут неправильно припаркованные автомобили, создающие помехи для окружающих и, при наличии в автомобиле водителя, обращаются к нему с просьбой перепарковать автомобиль в соответствии с ПДД. Или перекрывают тротуары, не давая объезжать пробки в неположенных для проезда местах.

Так вот, однажды я присутствовала при ситуации, когда активисты Стопхама преграждали путь машинам, объезжающим по тротуару пробку, и довольно вежливо обращались к водителям с просьбой вернуться на дорогу. Именно потому, что находилась в непосредственной близости, я своими ушами слышала это обращение, содержащее практически дословно такой текст: «Вы выехали на тротуар, предназначенный только для пешеходов. Это нарушает действующие ПДД. Пожалуйста, будьте добры, вернитесь на проезжую часть».

Дальше было как в кино. Из примерно десяти — одиннадцати машин, остановленных таким способом, лишь водители двух более-менее спокойно (один – с улыбкой, поюморив над общественниками, второй – просто коротко извинившись), сдали назад и, помыкавшись и помучившись с выездом, в итоге вернулись обратно в пробку. Остальные 8(!) водителей устроили форменный скандал: с разборками и оскорблениями (еще не худший вариант, как оказалось), выпрыгиванием из машин, угрозами рукопашной и даже размахиванием монтировкой, переходом на личности и демонстративными телефонными звонками с целью «вызвонить кого надо! Кто сейчас приедет и всех ваших активистов уроет тут … ».

Лишь двое из десяти были согласны с тем, что реально, по факту, нарушили действующее дорожное законодательство. Ибо, получая права и принимая решение сесть за руль, они какой-то своей частью осознавали условия, и соглашались подчиняться установленному закону. Иначе –  не стоило бы и садиться за руль, а предпочесть ходить пешком, ездить на автобусе или летать на воздушном шаре.

И всё вроде логично, разумно и вполне понятно. Пока вот так, на ровном месте не выявляется факт нашей российской, и как видно – реально пограничной действительности. Где 8 из 10 человек только формально подписались управлять машиной, но эмоционально остались не готовыми, так и не согласившись с условиями, в которых вождение будет возможно в этом государстве и в этом многолюдном и запруженном транспортом городе, то есть в реально существующих и явно непростых для вождения условиях (что, конечно не новость). Подписались и не подписались одновременно, из чего происходит такое

Отсюда, из этой внутренней расколотости, у пограничных личностей накапливается мощнейший фон претензий, несогласия, протеста или обвинений. У них всегда есть во вне какой-то «другой – плохой», которого можно либо обвинять, оскорблять и запугивать, либо уничтожать. Они не в состоянии справляться ни с правдой о мире, ни со своими аффектами.

Корни этого, конечно, в патологиях семьи. Появившись в которой, ребенку пришлось приспосабливаться к хаосу, являвшемуся её основным, но неявным, негласным, не декларируемым, а фоново незаметным, как вдыхаемый воздух, законом. Где роли, границы и ответственность были настолько размыты, перепутаны, изменчивы и хаотичны, точь-в-точь как и сами взрослые в ней.

В таких условиях ребенку пришлось практически все ресурсы психики затрачивать на приспособление и выживание, из-за чего многие психические процессы остались в зачатке, недоразвитыми. Просто сил на полноценное развитие своих психических функций в таких условиях не хватило.

Например, если мышление и восприятие, эмоционально-волевая сфера остались на уровне маленького ребенка, с такими представлениями человека о своей роли, ответственности,  возможностях и правах ему очень непросто и жить, и тем более быть удовлетворенным во взрослой жизни.

Людям, выросшим в такой обстановке, крайне трудно бывает опираться на правила и законы, подчиняться иерархии, поскольку эти понятия либо пугают, либо просто отсутствуют в их системе координат. Их нет как основополагающего явления, а привычным является отсутствие структуры.

Или, имея границы и законы, но вместе с ними большой опыт неадекватных требований к себе в детстве (например, «спасти маму от «урода-папы», «никогда не совершать ошибок», «угодить во всем бабушке», «угадать, что надо всем вокруг, но без слов» и пр.) любые правила, законы и иерархия вызывают протест, ярость и импульс к их разрушению.

Не получая нормальных базовых условий, ребенок не может получить адекватного воспитания, поскольку с большой долей вероятности такое инфантильное окружение не способно этого нормального воспитания давать.

Изначально, в силу своей малости, зависимости и ранней неприспособленности к автономии, маленький человек ожидает от ближайшего окружения  устойчивости, ориентирования и доверия Законам мира, а также спокойного, согласованного с внешней реальностью поведения, ведь только справляющийся и относительно довольный жизнью взрослый способен стать примером, а значит в некотором смысле залогом выживания и уверенности в будущем, и – что самое главное – в себе как живом человеке, живущем в мире, каков он есть.

Зачастую, настолько глубоко настрадавшись в прошлом от неадекватных проявлений власти своего раннего окружения (двойные послания, психологическое, моральное и даже физическое насилие, месть и уничтожение, или наоборот, полная заброшенность и безразличие при формальном наличии взрослых), люди в принципе не могут допустить своей подчиненной позиции, или ситуации зависимости, а любую власть, проявленную в чем угодно: в виде договоренностей, правил, границ или закона – с ужасом воспринимают как опасность, как агрессию, направленную на себя (встроенного ПТСР-а «по-русски» я как-то уже касалась)

Выходов из этой ситуации не сказать, чтобы много.
Один – просто продолжать жить привычным образом, «размахивая монтировкой». Многие так и живут, и могут долго прожить, если повезет, и в какой-нибудь заварухе им не прилетит симметричного удара такой же монтировкой в ответ. Правда, обычно они крайне недовольны своей жизнью, их всегда окружают виноватые и плохие, и вообще: наличие массы претензий к другим и себе – их отличительная черта. Сами они чаще всего чувствуют бессилие, а те, кому испытывать бессилие невозможно, переполнены яростью или изнеможены давящей изнутри тоскливой депрессией…

Второй выход – лечиться. Этот вариант явно не для всех, а видимо, как и в примере с водителями, может для двоих из десяти подойдет, а то и меньше.

Идти путем лечения непросто потому, что придется проходить его вместе с терапевтом, то есть придется рискнуть находиться в отношениях. С живым человеком, прежний опыт чего приносил много боли и отчаяния. С человеком, который пугает по определению, и к которому есть риск «привязаться», допустив его важность для себя. К тому же, в работе которого есть правила, условия и границы, что уже само по себе жуть-жуткая для тех, кто начал свое движение из полного эмоционально-психологического хаоса и иерархии не приемлет. «Два ужаса в одном», что называется. И ясно, что выдержат такой процесс не все, и будет это не легко и не быстро, о чем я писала неединожды. Неизбежно часть времени уйдет на доказывания терапевту, что тот не прав (не так живет, сидит, работает, чувствует, организует пространство и пр.), на защиту от мнимого нападения терапевта и на выживание, хотя «войны» давно уже нет. А еще – на бессознательные попытки перепутать роли, чтобы устроить привычный хаос и в терапии тоже, ведь это хоть и больная, нересурсная, но все же «зона комфорта» для людей, на чью долю выпало такое невезение в детстве.

Но тем, кому хватит сил это выдерживать (и в первую очередь – себя в терапии), то есть ресурсов взрослой части, настойчивости и упорства, а еще времени и терпения на этот проект – лечение способно принести весомые плоды.

Удачи всем и присутствия духа!