Депрессия: человеческая, социальная и символическая патология

Автор  статьи  –  Чарльз Сасс,
психотерапевт, психоаналитик,
президент Бельгийской
ассоциации психотерапии.

Перевод с английского О. А. Лежниной

Депрессия — это объемное понятие, это очень распространенная патология, с которой мы все чаще и чаще встречаемся в нашей психотерапевтической практике.

В данном кратком сообщении я ограничусь тем, что подчеркну лишь некоторые аспекты депрессии и депрессивных пациентов.

Когда мы говорим о депрессии, первая проблема, с которой мы сталкиваемся — как более четко определить это понятие. Я полагаю, что депрессия — это не болезнь; ее нельзя свести к простой нехватке допамина или серотонина, которую можно лечить исключительно медикаментозно.

Это и не психическая структура, поскольку мы можем наблюдать депрессию у психотических, первертных и невротических пациентов (три традиционные структуры в психоаналитической нозографии).

Депрессию следует рассматривать как симптом (комбинацию ряда связанных элементов). Это формирование/выражение бессознательного, которое необходимо исследовать/ анализировать с учетом всех аспектов личности и истории жизни пациента. Это означает, что каждая депрессия уникальна, как уникален каждый пациент. То есть, жалоба пациента должна быть услышана и восстановлена во всей полноте своего смысла.

Что же такое депрессия?

Ее можно определить как патологию способности желать; как патологию действия; и, более философски, как неспособность принять нашу человеческую природу.

Помните короткую статью 1915 года об «эфемерной судьбе», в которой Фрейд говорит, что его поразило высказывание молодого поэта (Райнер Мария Рильке), сказавшего, что ничто в этом мире не представляет ценности, поскольку все проходит, все бренно, в особенности красота.

И действительно, жизнь полна утрат и сепараций. Мы начинаем с того, что наше слияние с матерью жестоко обрывается. Затем мы должны учиться преодолевать ряд сепараций (от кормящей груди, от заботливых и защищающих родителей, от собственных иллюзий всемогущества — то, что называется воображаемой кастрацией). Мы также должны вступить в мир языка и утратить прямой контакт с объектами (что называется символической кастрацией). Затем мы должны избрать психический гендер, сексуальность, профессию, жену или мужа… а выбрать одно значит потерять другое! Затем мы теряем близких друзей, теряем родителей, теряем молодость, здоровье и наконец, умираем…

Жизнь человека — череда сепараций и травматических моментов. Другими словами, вопрос не в том, почему наши пациенты иногда переживают депрессию, а в том, как нам всем удается ее избегать! Депрессия — это также социальный феномен.

Важно учитывать социальное окружение и то, как общество поддерживает / поощряет жалобы пациента. Чтобы рассказать о себе, мы используем слова и выражения социального дискурса; мы интериоризовали социальные представления. Это оказывает сильнейшее влияние на субъективность пациента и на то, как он переживает свое страдание.

В западных странах мы наблюдаем распространение депрессии (исследования в Бельгии показывают, что от депрессии страдает 12 % населения). Некоторые характеристики западного стиля жизни могут объяснить это возрастание депрессии. Возможно, это будет интересно и для вас, так как эти западные характеристики склонны распространяться по всему миру. Какими же характеристиками обладает западное материалистическое общество, общество, основанное на потреблении?

Во-первых, это индивидуализм. Часто он означает одиночество, особенно в больших городах и для пожилых людей. Защитная роль семьи, живущей вместе, снижается. Уже нет коллективных целей, общих социальных идеалов. Также утрачивается уверенность в будущем (страх экономического спада, безработицы, социальных сложностей…) и недостаточная уверенность в способности общества разрешить эти проблемы. Так социальная неуверенность приводит к индивидуальной тревожности и депрессии.

Вторая характеристика — социальное давление необходимости достижений. Необходимы достижения в работе, семейной роли, в сексуальности, в отдыхе. Во всех аспектах жизни люди должны быть чемпионами, они должны быть на высоте (к этому призывает и реклама). Несоответствие этому социальному представлению о совершенстве приводит к низкой самооценке и депрессивным аффектам.

В фрейдовских терминах, пациенты демонстрируют очень требовательный эго-идеал, и мы наблюдаем, что эго-идеалы становятся все менее развитыми, зрелыми и сложными, все более нарциссическими, расщепленными, основанными на образах доэдипальных родителей.

Затем, есть общая иллюзия, что потреблением товаров можно достичь тотального счастья. Люди должны быть активными потребителями, и это поддерживает их идентичность.

Эта иллюзия разделяется также определенными медицинскими кругами, придерживающимися того мнения, что единственным лечением от депрессии могут быть медикаменты; пациенты сводятся к потребителям, решением становится потребление множества медикаментов. К счастью, психоаналитики выступают против этого чисто нейрологического представления о человеке.

Общество потребления основано на постоянном соблазне принципом удовольствия: удовольствие может принести покупка товаров, причем покупка немедленная, своего рода компульсивное действие, когда удовольствие может быть получено вне зависимости от принципа реальности и от любых ограничений.

Помимо этих характеристик, объясняющих рост нарциссической патологии, нельзя забывать и о двух других социальных факторах: падении авторитета и изменении в отцовской фигуре, о которых уже давно говорил Жак Лакан. Поиск немедленного удовлетворения является попыткой обойти принцип реальности, основанный на рациональности и вторичных процессах, а вторичным процессам необходимо время для психического развития.

И последнее, что я хотел бы заметить: депрессия — это патология времени.

Неспособные действовать, неспособные к предварительному планированию, неспособные говорить и участвовать в потоке взаимодействий между людьми, депрессивные пациенты живут так, как если бы время застыло, утратило направление; они живут в синхронистичности.

Это говорит об отрицании реальности; это говорит о регрессивной защите от фрустрирующей, невыносимой и травматической реальности и потребности либидинально инвестировать эго.

Фрейд сказал, что депрессия сходна со сновидением. Сновидение исцеляет; оно позволяет человеку избежать фрустрирующей реальности или защититься от подавляющего его количества возбуждения. Так действует и депрессия. Ференци также сравнивал депрессию с защитным сном. Поэтому к депрессии следует относиться с уважением. Работа скорби (die Trauerarbeit) требует времени для психической проработки.

Помните предостережение Фрейда: осторожнее с «furor sanandi», нашим яростным стремлением исцелять! Наше стремление помочь пациенту и вылечить его должно сдерживаться тем фактом, что пациентам может быть нужно время для их скорби.

Нам необходимо также быть внимательными к желаниям пациента; мы можем отметить, что пациент активен, что-то делает, но как-то механически, как машина. То, что он делает, кажется несвязанным с его психической жизнью. Он субъективно не инвестирует свои действия. Медикаменты усугубляют ситуацию; пациент активен, но отсутствует интеграция между физическим действием и ментальным действием. По сути, его фантазийная жизнь остается пустой. Нет такого объекта или заменителя, которого стоило бы желать. Не забудем, что для психического развития требуется время; что для усиления желания определенного объекта необходима отсрочка.

Факт отсрочки инстинктивного удовлетворения составляет разницу между потребностью и желанием. Наркозависимые испытывают потребность в получении немедленного удовлетворения от потребления своего объекта, наркотика.

Как эти элементы могут указать нам направление в нашей практике?

Как психоаналитики, мы осознаем уникальность каждого пациента. Фрейд рекомендовал каждый раз все изобретать заново, мы должны проявлять креативность, поскольку нет одной универсальной техники для всех депрессивных пациентов. Лечение депрессивных пациентов — это не вопрос правильного применения техники, как в бихевиоральной терапии.

Лечение — это встреча двух людей, обреченных как-то справляться с фактом своей смертности и с сексуальностью. Простое присутствие (нейтральное и доброжелательное присутствие) психоаналитика позволяет развиться в начале лечения очень устойчивому трансферу. Хайнц Когут назвал его близнецовым трансфером (также его называют трансфером альтер-эго); этот трансфер помогает пациенту, подкрепляя его нарциссизм успокаивающим присутствием другого человека, такого же, как и он сам, успокаивающим ощущением, что он относится к человеческому сообществу.

Необходимо ввести в психический аппарат пациента креативность, чтобы мобилизовать его ментальные способности для установления связей между представлением-вещью и представлением-словом.

Необходимо также стимулировать фантазийную жизнь, чтобы либидо (любовь или гнев) могло ре-инвестироваться во внешние объекты. И наконец, в психическую экономию нашего пациента необходимо вводить Время. Время — это диахронистичность; Время — это основа символизации.

Сеттинг или рамки лечения — это первый элемент. Лечение определяется во времени регулярными и планируемыми сессиями; каждая сессия измеряется во времени; она начинается и через сорок пять минут заканчивается, хотя с другой стороны, некоторые элементы рамок остаются одними и теми же, что успокаивает.

Диахронистичность — основа языка (люди — это говорящие животные, и уже этот факт все радикально меняет). Каждое слово, каждый звук имеет определенное место в предложении и во времени, так что можно найти его смысл.

Использовать слова для выражения смысла означает символизировать, связывать свободную энергию ментальными репрезентациями, чтобы помочь эго гармонично интегрировать события в соответствии с принципом реальности. Разговор возвращает пациента к миру обмена, к поиску смысла и новых объектов желания, в измерение смысла, в жизнь.

Источник:

ПСИХОАНАЛИЗ ДЕПРЕССИЙ // Сборник статей под редакцией проф. М. М. Решетникова. — СПб: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 2005. — 164 с.

Принцип реальности в психотерапии (Часть 2)

(начало)

“Травмы первых двух лет жизни
оставляют после себя пустоты в
строящемся психаппарате, делая
его хрупким. Это осложняет
прохождение последующих
фаз развития, включая
подросковость и зрелость.
Ранние травмы обязательным
образом сказываются на все
последующие этапы развития
и придают им травматический
аспект даже при самых
благоприятных обстоятельствах”.

П. Марти

В специально созданном пространстве психотерапии как раз и есть возможность выудить те самые первичные следы памяти, понять, какие инстинктивные реакции, привычные действия свойственны клиенту, ведомому зачастую не осознанным выбором, а именно ранним и оттого бессознательным опытом. В какую колею прошлого снова и снова тот забредает, реагируя по образу и подобию «себя-маленького» или неосознанно имитируя поведение своих близких, будучи в основе своей истинной природы совершенно иным. Только таким образом частичка бессознательного попадает в поле осознания, и что-то утерянное ранее встает на положенное место. Прошлое как пазл, кусочек к кусочку, обретает явные очертания, проступает из тумана. И зачастую оно проступает как неоднозначная, вызывающая гамму всевозможных эмоций картинка, совсем не такая простая и плоская, как казалось ранее. Далее

Принцип реальности в психотерапии (часть 1)

«Д. Винникотт выдвигает гипотезу, в соответствии
с которой если для невротического пациента
диван является символом материнской любви,
то для психотического «диван является
физическим выражением любви аналитика»

Надя Бужор «Об адекватной
ненависти в контрпереносе»


О возможностях психотерапии я уже писала. На этот раз хочу уделить внимание принципу реальности в психотерапии, ее ограничениям и причинам того, почему выдерживать психотерапию способны не все.

Опять же начать придется издалека, с событий, которые предшествуют обращению за помощью, и даже более того –  являются предпосылкой к последующему приходу человека в психотерапию. На примере какой-нибудь семьи, в которой рождается ребенок.
Маленькое, неосознанное, обусловленное внешними обстоятельствами и рефлекторное, целиком и полностью зависящее от ближайшего окружения существо. Весьма уязвимое и податливое, нуждающееся в базовой заботе, то есть организованной на уровне выживания. И далее — в адекватном возрасту и потребностям, постепенном наполнении всем необходимым для человеческой жизни и психического благополучия, в том числе и жизни в социуме, то есть в воспитании.

В начале существования  у всякого младенца еще нет сознательных представлений о мире и какого-то осознанного опыта. Человеческий детеныш принимает всё, что есть: если уход хороший — он растет, крепнет и благополучно развивается, физически и эмоционально. Если с заботой что-то не так – ребенок тоже реагирует, но в младенчестве это происходит не умственно, не рационально. Он начинает особым образом приспосабливаться к этому ненадлежащему уходу. Первоначально — наиболее природным способом, например, телесным: не догрели – остыл, или даже простыл, перегрели – вспотел, перекормили – срыгнул, не докормили – голодал, нервно кричал и впивался с жадностью в грудь матери, промок – страдал, стонал и ерзал, произвели насилие – гневно заорал или замер в испуге.  А оставили одного – затих, прислушиваясь и отключаясь, пока кто-нибудь не вернется. Далее

Оральная стадия психосексуального развитие и ее значение в становлении психического аппарата

Фрейдовская концепция психосексуальности связана с гипотезой о специфической психической энергии — либидо — и с концепцией «бессознательного». В постулат о бессознательном входят инфантильные, архаические, доисторические и анималистические определения. Сфера Оно, репрезентирующая страсти и аффекты человека, представляет собой ту область психической личности, которая коренным образом детерминирует сексуальность человека.

При рождении влечения не структурированы, поэтому не удивительно, что нарушения в сфере переживаний на ранних стадиях жизни оказывают серьезное воздействие на развитие ребенка в разных аспектах его жизни.

Развитие нормальной сексуальной жизни здорового человека проходит через множество стадий, которые плавно переходят друг в друга. Каждая стадия имеет свою особую форму, которая зависит от того, какая из групп парциальных (частных) влечений преобладает. Далее

Некоторые подходы к пониманию контрпереноса в психотерапевтической практике

Эмпатия – это способ, с помощью которого можно собирать психологические данные о других людях,
а когда они говорят, что они чувствуют или думают, – представлять их внутренний опыт,
даже если он не является открытым для непосредственного наблюдения.
Хайнц Кохут

Любые психодинамические процессы, происходящие между клиентом и терапевтом в условиях совместной работы, имеют большое значение для понимания тех затруднений, с которыми клиент сталкивается в своей жизни, и под влиянием которых вероятнее всего обращается за помощью. Поэтому обнаружение и дальнейшее исследование формы, содержания и смысла интерсубъективной динамики в поле психотерапии играет одну из ключевых ролей для проведения эффективной психотерапии и оказания терапевтом качественной помощи клиенту.

Обращаясь к специалисту и выражая свое сознательное желание получить помощь, вместе с тем клиент вносит в пространство психотерапии большой пласт неосознаваемых процессов, включая свой ранний, довербальный опыт. Чаще всего это может выражаться в виде различных симптомов, поведенческих паттернов, непроизвольных реакций,  нерациональных умозаключений и пр. Осуществляя свою профессиональную деятельность и реализуя ее основную задачу, а именно поиск понимания происходящего с клиентом, психотерапевт может наблюдать появление всевозможных защитных механизмов, идентификаций, реакций переноса, сопротивления психотерапии и т.д.

Далее

Что возможно в психотерапии

Каждого клиента в психотерапию приводит страдание. Почти незаметное, нарастающее годами, или резко возникшее в ситуации кризиса, или всю жизнь ощутимое на фоне окружающей человека среды. Оно бывает понятно и названо словами, или не иметь слов для выражения, а потому проявляться как-то иначе – в поведении, в виде телесных симптомов или внешнего «мистического» влияния на жизнь человека. Но всегда существует это нечто, указывающее на непорядок: явное или завуалированное, конкретное или интуитивное, резко ощутимое или туманное.

И конечно неудивительно, что человек приходит к специалисту с надеждой на избавление, а порой даже с явно выраженным напористым требованием быстро «выключить» это никогда не стихающее мучение.

Специалисты помогающих профессий такую ситуацию зачастую называют «запросом на облегчение», и что, в общем-то, является абсолютно нормальным и вполне понятным желанием для обычного человека, впервые оказавшегося на приеме и не имеющего клиентского опыта.

Но вот тогда возникает вполне закономерный вопрос: что такого есть у психотерапевта, что он возьмет и избавит человека от его мук? Какое волшебство или обезболивающее у него есть для этого? Далее

Что такое рефлексия

То, что я усердно, по крупицам собирала в течение многих лет непрерывной психотерапии (благодаря своим, когда-то весьма неслучайно, хотя и преимущественно интуитивно выбранным терапевтам, супервизору, учителям и наставникам), и чем теперь постоянно и уверенно пользуюсь в обычной жизни, на мой взгляд, невозможно обрести посредством книг.

Я говорю о способности к рефлексии. Чтобы в термины заумные не углубляться, попробую объяснить это понятие проще.

По сути, рефлексия — это умение человека осознанно направлять внимание вглубь себя, наблюдать своё психическое пространство, сосредотачиваясь на внутреннем содержании.

В Википедии, например, можно прочесть о том, что рефлексия отличает человека от животных, и именно благодаря ей человек может не просто знать или чувствовать нечто, но ещё и знать о своём знании или переживании. Это умение отслеживать то, что происходит на разных уровнях сознания, с возможностью дальнейшего переосмысления.

Возникнув в философии, понятие рефлексии со временем расширялось. Как психологу, мне ближе всего формулировка, принадлежащая  психоаналитику, доктору наук  А. В. Россохину. Он описывает личностную рефлексию как «активный субъектный процесс порождения смыслов, основанный на уникальной способности личности к осознанию бессознательного». Далее

Немного о благодарности и выгорании

Психотерапия будет неполной, если пациент никогда
не придет к пониманию того, что пришлось вынести
психотерапевту ради поддержания терапевтического
процесса. Без такого понимания пациент в какой-то
мере находится в положении ребенка, который
не в состоянии понять, чем он обязан своей матери.
Дональд Винникотт

Работая с клиентами пограничной структуры, особенно находящимися в состоянии сильного регресса, депрессии или во власти сильных неуправляемых аффектов, психотерапевт может ощущать себя так, словно становится матерью очень маленького и лишенного благополучия ребенка.

Достаточно хорошая мать не ожидает от ребенка, страдающего, например, от колик, понимания, благодарности и признания её усилий в заботе о нем.

Страдающий малыш – это одно целое поле страдания, поле безвременья и потому — бесконечности этого страдания. Поле бессилия и отчаяния. Хаоса, тревоги и ужаса.  На этом уровне развития еще нет места более зрелым возможностям психики. Если внезапно, чрезмерно или слишком долго плохо – то это и есть всеобъемлющий ад. Ребенок не может ждать. Не может терпеть. Ему не на что опереться, чтобы себе помогать в связи с абсолютно законной незрелостью. Он практически не знаком ни с собой, ни с внешней реальностью, то есть с тем, что не является им самим, и особенно в моменты мучений младенцу не до познавательной активности, гуления и улыбок, адресованных окружению. Это и понятно: чем больше страдания, тем меньше возможностей к развитию. Далее

Особенности пограничных пациентов. Часть 2

(Начало)

Как я уже писала ранее, одной из характерных черт личности людей с пограничной организацией является использование ими примитивных психических защит (отрицания, проективной идентификации, расщепления и как его следствие – примитивной идеализации и обесценивания).
На одной из них считаю необходимым остановиться подробнее, поскольку без понимания ее особенностей и функционирования трудно понять устройство психического аппарата пограничного человека.

Мастерсон рассматривал пограничных пациентов как фиксированных на подфазе воссоединения в процессе сепарации-индивидуации, когда ребенок уже обрел некую степень автономии, но все еще нуждается в заверении, что родитель существует и всемогущ. Эта драма развивается в ребенке в возрасте около двух лет, когда он решает типичную альтернативу, отвергая помощь матери («Я могу это сделать сам!») и аннулируя это заявление в слезах у нее на коленях. Далее

О желаниях и потребностях

Умный желает владеть собой — ребенок хочет сладостей.
Руми

Сегодня мне бы хотелось коснуться темы желаний и потребностей.

Периодически за помощью ко мне обращаются люди, которые уже пытались получить ее на всевозможных оптимистических тренингах и возбуждающих группах «личностного роста».

Да, уверенный призыв ведущих из серии «Следуйте за своими желаниями», «Поступайте, как велит сердце», «Делайте, что хотите!» действительно прибавлял оптимизма поначалу.

Однако спустя время оказывалось, что старые проблемы после следования этому совету так почему-то никуда и не испарились, а порой наоборот, усугубились и обросли новыми, несимпатичными последствиями. Не удивительно, что клиенты приходили в поисках понимания, как все-таки относиться к своим «Хочу», следовать ли за ними, или бороться и противостоять.
Вопрос довольно интересный, вот ему я бы и хотела уделить внимание в этой статье.

Чаще всего мы не задумываемся и не разделяем понятия «желание» и «потребность», даже в словаре они обозначаются довольно близкими по смыслу. Но, на мой взгляд, разница есть и существенная.

Начну я издалека, отталкиваясь от базового, то есть от детско-родительских отношений.
Новорожденный младенец неосознан. Но как любое живое существо –  чувствует и реагирует на изменения внешней среды или внутренних ощущений. Далее

Следующая страница »


ТОП-777: рейтинг сайтов, развивающих Человека счетчик посещений